Все это было в духе Гейл – стоило подбросить ей парочку душещипательных деталей или подробностей вроде «в детстве мне часто снился сон, в котором я танцую романтический танец с молодым капитаном на палубе его корабля с поднятыми парусами», как Гейл моментально «таяла» и уже не могла отказать в просьбе, о чем бы ее там ни попросили – о магии денег или о магии молодости.
Многие пользовались этим ее качеством, и временами мне казалось, что Гейл рано или поздно останется буквально ни с чем – раздаст и откажется от всего, лишь бы другие смогли воплотить в жизнь самые безумные свои фантазии, которые не факт, что были правдой.
– Тебе легко говорить, – всхлипнула Гейл. – Ты ее не видела…
– Я думаю, что, даже загляни я ей в глаза, я бы ответила отказом. Люди, которые занимаются тем, чем занимаемся мы с тобой, должны уметь говорить «нет». Тебе ли этого не знать, Гейл?
– Я знаю, знаю…
– Она ведь попросила тебя о ритуале омоложения – игры с матушкой-природой никогда не проходят бесследно… Ты помнишь сам ритуал? В смысле подробности – какие ингредиенты, время, место и т. д.?
– Разумеется – у меня же проблемы с умом, а не с памятью. Экспериментировать я не стала, – сказала Гейл. – Заряженное зеркало, живые розы, лаванда и розовые свечи…
– В полнолуние в полночь, – сказала я.
– Совершенно верно. Стандартная процедура.
Я улыбнулась.
– Женщина выполняла все правильно?
– Да. С ней проблем вообще не возникло.
Я подумала, что если бы обряд проводила я и с женщиной не возникло никаких трудностей, то я бы, конечно, сразу же стала подозревать что-то неладное. Но это я.
– Что произошло, когда она посмотрела в зеркало?
– Ничего. – Гейл выглядела удивленной. – По-твоему, оно должно было треснуть?
– Почему нет? – я пожала плечами. – Вполне очевидно, что все твои беды из-за нее.
Я почти уверена, что она сделала это намеренно. Магия обычно очень чутко реагирует на подобные вещи.
– Такова статистика, – сказала я. – Такова объективная реальность, как сказал бы Марциал.
– Быть может, ты и права, – вздохнула Гейл.
– Сколько розовых свечей ты использовала? – спросила я. – Сколько лет захотела скинуть таинственная старушка, которая теперь, должно быть, загорает на австралийском пляже?
Гейл пристально посмотрела на меня.
– Что такое?
– Обещай не ругаться, ладно?
– Я сюда не ругаться приехала, – напомнила я, – а помогать. Так что выкладывай все начистоту.
– Хорошо. Сорок пять свечей.
У меня аж челюсть отвисла.
– Это много, знаю, но… – затараторила Гейл.
Ничего себе омоложение! Да некоторые живут меньше!
– Это не много, Гейл, – сказала я. – Много – это десять или двенадцать. Но сорок пять – это же просто до хрена!..
– Ну вот, ты же обещала не ругаться…
– Я и не ругаюсь, Гейл, я просто не знаю, что сказать… Ты ведь знаешь, что двадцать свечей в подобных ритуалах – это предел?
– Конечно, я знаю, но я так хотела помочь ей…
– Должно быть, у нее была какая-то особенная история – настоящая мелодрама…
– Понимаешь, она рассказала, что… что встретила человека, который точь-в-точь похож на ее умершего сорок лет назад мужа… Увидела и…
– …да-да, и поняла, что она все еще его любит. Черт возьми, Гейл, купиться на такое! Тебя же просто использовали!
– Просто я сама в скором времени собиралась стать женой, вот и решила помочь…
– Ох, Гейл, – вздохнула я. – Ты не создана для этого мира…
История неприятная – ничего не скажешь. Гейл я об этом не сказала, но чем больше подробностей всплывало, тем яснее я понимала, что все мои усилия, предпринимаемые для того, чтобы помочь Гейл, могут оказаться напрасными. Судя по всему, Гейл стала жертвой настоящего заговора. Тщательно продуманного и спланированного, хотя в случае с Гейл можно было бы ничего и не продумывать – она бы поверила и не в такое. Главное ведь – рассказать слезливую историю…
– У тебя есть предположения о том, кто мог бы желать тебе зла?
– Нет, – Гейл помотала головой. – Да и за что? Я ведь сама никому его не причиняла – разве что ненароком… Кто вообще мог поступить со мной так жестоко?
– Очевидно, кто-то, чьи представления о морали несколько отличаются от твоих…
– Мне просто интересно… Быть может, я обидела кого-то и даже не знаю об этом…
– Пока оставим это, Гейл… В нашем деле причина – дело сто первой важности. А вот последствия…
Гейл посмотрела на свои сморщенные старческие руки, которые еще несколько дней назад были изящными и молодыми. Я заметила, что за время нашего разговора она постарела еще немного – процесс был быстрым. Еще немного и… И что?
– Нам нужно найти эту женщину, – сказала Гейл. – Я должна знать, за что она поступила со мной таким образом…
– Сейчас важнее другое, – напомнила я. – Мы должны обратить процесс вспять. Я не хочу потерять лучшую подругу.
– Ты хочешь воспроизвести ритуал?
– Почему бы нет? Я почти уверена, что во время предыдущего сеанса эта особа что-то сделала. Заставила работать твою магию иначе.
– Но я никогда не ссорилась с теми, кто практикует магию!
– Но ты знаешь их достаточно хорошо, чтобы понять, что с ними и не обязательно ссориться…
– Это может быть опасно, – сказала Гейл. – Воссоздание ритуала мало кому под силу…
– Вот мы и рискнем.
Гейл была, конечно, права. В конце концов, речь шла вовсе не о том, чтобы провести ритуал вторично (на Гейл, ставшую жертвой черной магии, он бы просто не подействовал). А именно о воссоздании того ритуала, что был проведен Гейл (и, как выяснилось, некой неизвестной и зловещей особой) несколько дней назад. Стоит ли объяснять, чем может обернуться воссоздание какого-либо процесса? Если меня вдруг постигнет неудача, хорошо еще, если последствия коснутся только меня и Гейл! При ином раскладе может пострадать целый город…
И все же я решила рискнуть. На кону была жизнь Гейл – сокровище лично для меня бесценное.
Ритуал было решено воссоздать следующей ночью – время подходило идеально. Я раздобыла живых роз и лаванды, пополнила запас розовых свечей (Гейл так и не решилась выйти из квартиры), мы разгородили комнату (все, как и в прошлый раз) и выволокли в самый центр высокое старинное зеркало.
– Посмотри внимательно, Гейл, – попросила я, – мы ничего не упустили?
– Кажется, ничего, – Гейл осмотрелась.
– Кажется или ничего? Ты же знаешь, в этом деле важно ничего не упустить. Иначе мы с тобой отправимся прямиком в черную дыру.
Гейл прошлась по комнате, зачем-то проверила цветы на подоконнике и в контейнере за окном, поправила покрывала на креслах и диванчике, придвинутых к стене, бегло проверила картины на стенах. Разумеется, в точности обстановку воссоздать нельзя – что-то всегда будет сдвинуто чуть правее или чуть левее, на миллиметр больше или меньше, слой пыли на полу будет чуть толще, а полная луна за окном покажется более или менее яркой, чем в ту – злосчастную – ночь. Но для ритуала, который я собиралась провести, достаточно простой видимости – в противном случае человеку было бы не под силу его провести!
– Все о’кей, – сказала Гейл.
– Тогда остается дождаться наступления ночи…
«Если я все сделаю правильно, – подумала я, – то к утру ты снова будешь прежней Гейл…»
Гейл села на краешек кресла. Я заметила, что у нее сильно дрожат руки. От волнения или от старости? А может быть, от того и от другого?
– Я понимаю, что тебе сейчас очень трудно, – сказала я, – но постарайся не давать волю чувствам. Ты в надежных руках. – Я показала Гейл свои растопыренные пятерни и улыбнулась.
– Я знаю, – она вернула мне улыбку. – Но все равно мне ужасно страшно…
– Мне тоже страшно – ведь в случае провала пострадаем мы обе…
– Прошу тебя, не надо о последствиях…
– …И добрая половина Сан-Франциско, – продолжала я.
Гейл хихикнула.
– Это бодрит, – сказала я, и мы обе буквально прыснули.
Но данный ритуал был осложнен двумя вещами:
1) тем, что во время него я одновременно проводила другой ритуал – ритуал воссоздания;
2) и розовыми свечами, точнее, их непомерным количеством – сорок пять штук!
Их и зажигать-то устанешь.
Теперь я исполняла роль Гейл, а Гейл – роль своей зловещей гостьи. Лунный свет лился через раскрытое окно, придавая комнате какой-то призрачный оттенок. Вокруг зеркала, в котором отражался кусок звездного неба, я разложила розы и лаванду, образовав что-то вроде зачарованного круга. Гейл оказалась внутри этого круга лицом к зеркалу и не могла до окончания ритуала переступать его границ. Теперь оставалось лишь зажечь свечи.
Пока я – одну за другой – зажигала все сорок пять свечей, меня так и подмывало отпустить какую-нибудь шуточку по этому поводу, но – увы – ритуал шуток не предусматривал. Над каждой зажженной свечой я шепотом произносила тайное Слово, которое, собственно, и превращало процесс зажигания свечи в сакральный ритуал. Едва только Слово, шурша, срывалось с моих губ, узкое пламя свечи замирало на несколько мгновений, останавливая таяние свечи. Воспоминания о ритуале навсегда запечатлелись в стенах этой комнаты, и теперь, подобно бутафорским костюмам или маскам из театрального гардероба, они ждали новых исполнителей старых ролей.
